«Даже в Мозыре, который считается городом нефтяников, у большинства людей не закрыты базовые потребности»

В творческую мастерскую супругов Ольги Сухоницкой и Евгения Скаржинского в Мозыре мечтали отдать детей многие. Их авторский метод преподавания категорически опровергал стереотип о школьных уроках рисования, как о чем-то малоинтересном и совсем не нужном.

Поделиться опытом Ольгу приглашали в разные города Беларуси, также она преподавала в частной школе в Москве. Неоднократно талантливому педагогу поступали предложения и о переезде, но учить детей в родном городе художница считала своей миссией.

Уезжать из своей страны она не собиралась, даже когда там стало опасно находиться активным и креативным людям. Но судьба распорядилась по-своему. Сейчас у Ольги и Евгения две художественные студии, востребованные уже в Польше.

«Исключила для себя образование и собиралась после снятия карантина идти работать в такси»

— Я действительно до последнего не хотела уезжать. Понимаете, моя профессия, моя работа, хоть я и не люблю громкие слова, была миссией, — говорит Ольга. — Я видела, что нужна в этом месте, в этом городе, конкретно этим детям.

У меня был выбор, где преподавать, но я выбрала остаться в Мозыре. И даже когда в 2021 году стали проводить обыски у знакомых, даже когда их стали задерживать, мои близкие начали говорить о переезде, а я еще за что-то цеплялась.

В 2020 году я была в инициативной группе Виктора Бабарико, собирала подписи. Была достаточно активной, нигде не пряталась, считала, что не могу себе позволить бояться.

Мы и на суды ходили к незнакомым людям, чтобы их просто поддержать. Я еще, правда, хотела посмотреть в глаза судьям.  

А вокруг все уезжали, особенно тяжело было, когда уезжали близкие друзья целыми семьями. От них я, кстати, впервые услышала про гуманитарные визы.

То есть я сама настолько никуда не собиралась, что даже не узнавала, как можно выехать. Тем более мы понимали, что деньги на переезд со своими доходами все равно накопить не сможем. Несмотря на всю свою востребованность, в Беларуси мы были малообеспеченной семьей.

Но когда на допросах у разных людей уже стали прямо спрашивать о нас и передавать «приветы», мы все-таки вынуждены были уехать.

Кроме того, одновременно с нами расторгли договор аренды на помещение, в котором была студия, соответственно, мы с мужем остались без работы. А наш большой баннер сорвали и втоптали в грязь. То есть нам просто не оставили выхода.

Но переезд очень пугал. Для меня это означало потерю смысла в жизни, потому что вся моя жизнь была в профессии. Наша старшая дочь училась в художественном училище, а младшие дети буквально росли на работе. И все это в один момент оборвалось. Было очень страшно.

— Тем не менее вы уже 3,5 года в Польше, и уже именно здесь занимаетесь творчеством так, что о вас известно не только в городе, в котором вы живете.

Как получилось, что вы, оказавшись в чужой стране эмигрантами, не пошли по классической схеме работать в клининг или в такси, а все-таки открыли творческую студию?

— Ну, почему не пошли по классической схеме. У нас все было. Я приехала в Польшу с тремя детьми разного возраста. У них была очень сложная адаптация, которая даже отразилась на здоровье.

Нам пришлось пройти кучу врачей и перенести операцию. К счастью, сейчас все позади. А тогда, в конце 2021 года, еще был и коронавирус, а по законам Польши, маленьких детей одних дома оставлять нельзя.

Мой муж, художник-педагог, и дочка, которая тоже, как сказала, училась на художника, пошли работать на склад. Позже дочка подрабатывала курьером и мыла посуду.

А муж в своем резюме для подработки даже не указывал, что он преподаватель. А указывал, что он умеет собирать, чинить, чистить, ремонтировать и т.д.

И мы были рады тогда, что с первого месяца в эмиграции можем сами платить за квартиру, можем сами как-то выкручиваться.

Узнала, что в местную школу учителем рисования меня могут взять, только если я сдам специальный экзамен на польском языке. На тот момент это был слишком долгий и трудный путь, поэтому я мысленно исключила для себя образование и собиралась после снятия карантина идти работать в такси.

Это действительно было не лучшее время для нашей семьи. Кажется, тот первый год тянулся целую вечность. Мы жили в очень красивом городе Вроцлаве, в тот момент на окраине. И даже в центр долгое время не выбирались, все были в таком подавленно-депрессивном состоянии.

Круто изменить жизнь нашей семье помогли беларусы. Как-то написала в группу «Беларусы Вроцлава», что я художник-педагог с многолетним опытом и хочу где-то порисовать с детьми.  

Это не было коммерческое предложение. Мне просто хотелось быть полезной и с кем-то познакомиться. Я даже представить себе не могла, какая большая история начнется с этого маленького объявления.

Тогда откликнулось много людей. Меня приглашали проводить мастер-классы в IT-школу для детей, занятия для мам-декретниц, просто приглашали на прогулку и в гости.

Дали много полезных контактов, рассказали и о способах трудоустройства, и про легализацию, и про детских врачей, словом, каждый хотел меня как-то поддержать. Я была потрясена такой солидарностью.

И, конечно, многие просили взять на обучение детей. Но какой там — в то время, когда мы с трудом собирали деньги на аренду жилья, даже мыслей не было об открытии собственной студии.

Но мастер-класс для мам-декретниц я устроила. Надо отметить, всюду с собой носила свои работы. По ним сразу можно было понять, что я провожу не совсем обычные уроки рисования.

И вот эти мои работы случайно увидела директор Центра интеграции, в котором я встречалась с мамами малышей.

Она предложила мне сделать выставку, а я ей рассказала, что являюсь безработной эмигранткой. Через месяц она позвонила и предложила мне помещение.

Это была небольшая комната в одном из не самых благополучных районов Вроцлава. Однако так у меня появилось место, куда я могла пригласить учеников.

Причем мне не нужно было платить аренду, но среди условий было проведение занятий для пенсионеров и трудных подростков этого района. Такая у них политика. И я была счастлива принять такое предложение.

Мы проводили занятия, делали выставки. Для меня очень важна среда, в которую приходят ученики, поэтому мы оформили помещение как самую настоящую творческую мастерскую — с библиотекой, картинами на стенах, множеством предметов искусства и декоративного творчества.

Та небольшая студия в не самом престижном районе стала настолько красивой, что, увидев ее с улицы через окна, к нам заходили просто прохожие посмотреть, что внутри.

Теперь мы уже можем позволить себе платить за аренду и самостоятельно выбирать район. Сейчас у нас целых две мастерских, в которых учатся и дети, и взрослые. При этом в одной муж занимается керамикой, а мы с дочкой ведем уроки рисования во второй.

Интересно, что я не единственная учительница рисования, которая искала и нашла здесь работу. Знаю еще с десяток, а, может, и больше преподавателей-эмигрантов, которые тоже нашли своих учеников.   

«Чтобы отправить детей в школу, мы начинали копить деньги за несколько месяцев, а верхнюю одежду покупали в рассрочку»

— Можете ли вы сравнить условия работы учителя рисования в Беларуси и Польше?

— В свое время в Мозыре мы были первой частной изостудией. Честно скажу, реализовать такой проект было архисложно. Сначала я пошла в исполком, чтобы узнать, как лучше перевести свою квартиру в нежилой фонд, чтобы сделать студию, с красивым входом, повесить вывеску и т.д. Мне ничего такого сделать не разрешили.

Тогда я пошла другим путем, стала репетитором, которому как бы не нужны были никакие разрешения. Но меня постоянно вызывали в исполком и ругали, мол, что ты устроила, мы тебе не разрешали. Говорили, что я хочу обмануть государство, чуть ли не приравнивали к преступнице.

Вся эта нервотрепка была только за то, что я хотела учить детей рисованию вне системы. Тем не менее про нас знали, про нас говорили и писали в газетах.

Почему мои уроки не были похожи на то, что делают многие учителя? Я делала акцент на искусстве, которое создают дети, ничего им не навязывая.

Однако, притом, что ученики стояли к нам в очередь, наша семья жила более чем скромно. Если говорить о заработках, то нужно учитывать такой фактор: даже в Мозыре, который считается городом нефтяников, у большинства людей не закрыты базовые потребности. А за частную студию надо платить.

Например, мои собственные дети не могли ходить на платные кружки, для нас это было дорого. И я очень хорошо понимала людей, которые хотели и не могли отдать учиться к нам детей, поэтому у нас все время действовала система скидок.

А вот в Польше у людей базовые потребности в основном закрыты. Даже у эмигрантов, которые переехали несколько лет назад и тоже начинали все с нуля.

Здесь уже с зарплатой чуть выше минимальной человек может себе позволить какой-то отдых, какое-то путешествие. А это очень пробуждает интерес к жизни.

В Беларуси такого не было — это отличие, которое просто бросается в глаза. Там многие семьи, в том числе моя, даже не мечтали о том, чтобы поехать в горы, на море или посмотреть старинные замки.

В Польше процент людей, которые могут себе позволить платные занятия, гораздо больше. Причем вслед за детьми заниматься у нас захотели и их родители. В Мозыре мы не работали со взрослыми вообще, там просто не было такого запроса, чтобы люди готовы были платить за свое хобби.  

Здесь нам пришлось открыть и взрослые группы. И, надо сказать, это притом, что кругом огромное количество и бесплатных активностей.  

В Беларуси, имея свою студию, мы не то, что не могли поехать семьей на отдых, у нас с мужем в принципе не было отпусков, потому что мы жили от зарплаты до зарплаты.

Все, что зарабатывали, уходило в аренду и новое оборудование с материалами. Сборы к школе вообще вспоминаю с содроганием. Это было очень чувствительно для нашей семьи и даже болезненно. Чтобы отправить детей в школу, мы начинали копить деньги за несколько месяцев, а верхнюю одежду покупали в рассрочку.

Здесь таких проблем у нас нет. Помню, как мы были счастливы, когда после того первого, самого сложного года эмиграции, смогли взять машину напрокат и поехать на море. Мои дети тогда увидели море впервые.

На втором году эмиграции мы смогли купить собственную машину, а через три года — квартиру.

В Беларуси я была уверена, что никогда не смогу свозить детей на море.  

«Именно такие люди, которые боятся потерять тот минимум, который у них есть, очень пригождаются во время выборов»

— Вы сказали, что хотели работать «вне системы». А что вас не устраивало в системе внешкольного образования Беларуси?

— В Беларуси у нас был опыт работы не только на себя. Более десяти лет я работала в государственной системе внешкольного образования, а муж — в художественной школе.

На мой взгляд, самым страшным в беларуской системе внешкольного образования является даже не маленькая оплата и не отношение к преподавателям, а бессмысленность самой работы.

Объясню, что имею ввиду. В художественные школы поступает вроде бы много детей, но не каждый ребенок решает остаться, у кого-то не хватает терпения, кого-то учитель не смог заинтересовать.

В результате у многих преподавателей в группах получается недобор. Но есть план по посещаемости и его нужно выполнять.

И вот эти преподаватели зачастую платят за отсутствующих детей, благо, в государственных школах обучение недорогое, скорее символическое. Это позволяет учителю отчитываться о том, что у него есть нагрузка.

У самой школы только одна задача — подготовить детей к поступлению в колледж, соответственно, отчитываться учитель должен и о количестве поступивших. Просто для себя ребенок у нас рисовать не может.

И вот он поступает и успешно заканчивает колледж, и тут его ждет «беларуское чудо» — распределение, в результате которого он попадает в такую же художественную школу и так же, как и его учитель когда-то, платит за отсутствующих учеников. 

Те, кому повезет, поступают в Академию, но после нее все равно по распределению оказываются в школах, с мизерными зарплатами и зависимостью от нагрузки.

То есть художник-педагог в Беларуси — это уставший, замученный человек, часто не видящий смысла в своей работе. Плюс к нему постоянно приходят с проверками, упрекают: у тебя пустой кабинет, у тебя дети в конкурсах не победили, угрожают увольнением.

К чему это приводит? Люди перестают в себя верить, перестают себя любить и уважать. Понятно, что такого преподавателя и дети не выберут. Кстати, очень редко видела, чтобы преподаватели сами рисовали.   

Честно говоря, и я там не работала как художник. Такого вдохновения, как здесь, у меня не было никогда в жизни. 

В Беларуси в принципе обесценено и художественное образование, и работа учителя. При этом только у нас в Мозыре было 5 художественных школ. Представьте, сколько это педагогов.  

Зато ими очень легко управлять. Именно такие люди, которые боятся потерять тот минимум, который у них есть, очень пригождаются, например, во время выборов, когда нужно посидеть в комиссии.

Не исключаю, что это какая-то сознательная политика. Потому как уверена, все знают, что педагоги-художники находятся в такой ситуации.

Есть ведь учителя, у которых полные кабинеты, к которым не попасть, у которых аншлаг. Да, их, как правило, пару человек на город. На самом деле их и не может быть много.

Интересно, что в Польше, как и в других странах Европы, вообще нет таких учреждений, как художественные школы.

А в художественный лицей берут детей, которые просто любят рисовать. Перед этим они могут взять несколько уроков у репетитора, чтобы подготовиться к экзаменам.

У них тоже есть рисование в общеобразовательной школе. И, судя по своим детям, кое-где это просто шикарные уроки. Поверьте, я в этом разбираюсь.

Еще есть Молодежные дома культуры. Там тоже можно рисовать. Покупаешь на год абонемент примерно за 50 евро — и посещай любые кружки.  

«Кто хотел, просто заходил в комнату и брал, чего и сколько хотел. Дверь открыта, никому отчитываться не нужно»

— У вас многодетная семья. Можете ли вы сравнить отношение государства к уязвимым социальным группам?

— Не могу сказать, что мы здесь, как многодетная семья, имеем какие-то особые бонусы. Как и все, получаем ежемесячное детское пособие — 800 злотых (190 евро) на каждого ребенка.

Честно говоря, мы до сих пор так и не оформили специальную карту большой семьи с разными бонусами, потому что не хотим нагружать социальную систему Польши. Мы своих детей сейчас уже можем обеспечить на общих со всеми условиях.

Но я знаю, что для многодетных семей здесь предусмотрено много скидок в магазинах, кафе, музеях, на транспорте и т.д.

А вот что действительно меня поразило здесь в плане отношения к различным группам, это работа с сеньорами, то есть с людьми пенсионного возраста.  

Все ученики 60-80+ лет, которые приходили на наши занятия, имели буклетики, в которых были расписаны различные места и активности, где их ждут в этом месяце, естественно, бесплатно — на йоге, на танцах, на экскурсиях, в поездках, на дегустациях, пикнике и т.д.

Здесь нужно сказать про сами Центры интеграции, где мы проводили свои занятия. Такие есть практически во всех районах города. В них разные группы людей, в том числе и пожилых, могут встречаться для совместного досуга, иногда приходят просто поболтать друг с другом, отметить какой-то праздник.

За право работать с такими людьми существует конкуренция, потому что государство это субсидирует. При этом сеньоры, с которыми мы познакомились на своих занятиях, получали очень небольшие пенсии, по-моему, в районе 400 евро. 

Спросите, как они выживают при таких доходах? Я не буду перечислять все льготы, которые существуют здесь для пенсионеров, начиная от бесплатного городского транспорта, бесплатных лекарств и прочего.

При этом в Центрах интеграции все продумано не только для отдыха. Также там оказывают помощь. Допустим, в нашем на первом этаже была комната, уставленная ящиками с продуктами. Они были не списанными, не с заканчивающимся сроком годности, а абсолютно хорошего качества.

Кто хотел и нуждался, и это не только пенсионеры, просто заходил в эту комнату и брал, чего и сколько хотел — видела там фрукты, овощи, бакалею и многое другое. Дверь открыта, никому отчитываться не нужно, даже расписываться ни в какой бумажке не надо.  

Я была поражена и тому, как они в этом Центре работали с еще одной уязвимой группой — так называемыми трудными подростками.

В Беларуси таких детей называли «педагогически запущенными». Все понимали, что рано или поздно они все равно начнут делать что-то нехорошее, и махали на них рукой, готовые бороться с последствиями.

Логично, что многие дети, в том числе и такие, если они ни во что не вовлечены, могут заняться чем-то ненужным. 

И вот что я увидела в Центре интеграции. Помимо нашего кружка и множества других там еще был спортзал со всем инвентарем и игровая комната.

В последней на всю стену висел огромный телевизор, вокруг стояли удобные кресла. Также там была плита, на которой, представьте себе, сотрудница готовила ребятам горячую еду. Я видела, как для них пекли пироги, жарили сырники, делали блинчики. Уточню, это все тоже было бесплатно.

И детей в этой игровой не заставляли делать уроки, от них вообще ничего не требовали. Они сидели и играли в приставку, под крышей, в тепле, не голодные.

Кроме этого, в Центре им давали одежду, также видела, как им давали велосипеды — держи и иди домой — просто так, опять же без всяких бумажек.

Получается, что этим детям и не нужно было искать какие-то заброшки, шляться по подвалам, не нужно было придумывать себе непонятные развлечения.

Собственно, социальное государство и определяется именно по отношению к тем, кто не приносит никакую добавленную стоимость в бюджет.