«Женился в 45 лет. К моменту, когда многие уже разочаровались в своем выборе, я только встретил будущую жену»

Ярослав Романчук утверждает, что оптимальный баланс «ингредиентов» его «рецепта» гарантирует счастливую жизнь.

1. Свобода.
2. Семья.
3. Созидание.
4. Собственность.
5. Солнце.
6. Сало.
7. Смех.
8. Сон.
9. Секс.
10. Спорт.

«В Украине, где я живу, люди, несмотря ни на что, чувствуют себя гораздо более свободными, чем в Беларуси»

— «Свобода» стоит первой в вашем списке главных жизненных ценностей. Это же не случайно?

— Нет. Это основа, естественное право человека. Это источник всех радостей и удовольствий. Право делать свой выбор и нести за него ответственность. Без свободы ничего невозможно. Если ее нет, про все остальное можно забыть.

Можно, конечно, смеяться в концлагере, как герой фильма «Жизнь прекрасна». Можно находить радость в коленно-локтевой позе на даче-огороде в тоталитарной Беларуси. Но это про выживание, эскапизм, сознательный уход от реальности.

Для меня свобода абсолютно необходима. Так получилась, что в детстве мне посчастливилось избежать советского воспитания. Я поляк, родился и вырос в польской семье и воспитывался в другой культуре.

В моей семье, в моем поселке Сопоцкин Гродненского района, который находился всего в 5 км от Польши, все говорили на польском языке, слушали польское радио и смотрели польское телевидение.

Поэтому, когда я приехал учиться в Минский иняз, мне казалось, будто я попал заграницу, настолько все вокруг для меня было чужое.

И сейчас в Украине, где я живу, люди, несмотря ни на что, чувствуют себя гораздо более свободными, чем в Беларуси и России. Даже при всех угрозах ракетами и бомбежках здесь есть это чувство внутренней свободы, когда ты можешь сказать то, что хочешь, когда не должен фильтровать слова, чистить телефон или оглядываться, не идут ли за тобой церберы.

Интересно, что это мое восприятие как иностранца. Среди самих украинцев во время недавнего опроса 48% ответили, что в их стране «режим ограниченной свободы».

Но при этом лично я не чувствую всевидящего глаза, всеслышащего уха, нет этого потолка лояльности, идеологии, поклонения какому-то лидеру.

Дух свободы — здесь повсюду. И как только в Украине увеличивается градус несвободы до определенного уровня, происходит взрыв этого вулкана или Майдан, как было уже не раз.

— Второе С — это семья. Какая у вас семья?

— У меня супруга и двое детей 10 и 13 лет. Мирек и Марек — моя гордость. Семья — это место, где закладывается моральная и нравственная основа, образование, формируются привычки, где развивается и укрепляется характер.

На мой взгляд, западная модель welfare state или «государство всеобщего благоденствия», когда государство берет на себя ответственность за экономическое и социальное благополучие своих граждан, предоставляя им социальные услуги, разрушает институт семьи.

Получается, что государство забирает часть функций у людей, например, оно заботится о стариках, предоставляет место жительства и пр., и человеку не нужно вкладывать силы, энергию, время в то, что называется «культурный код семьи».

Но семья — это идентификация своего культурного кода, своих ценностей, своего мировоззрения.

— Но вы же не против того, чтобы государство развивало социальную сферу и поддерживало тех, кто слабее, кто нуждается?

— Подождите, если взять XIX и начало XX века, тогда не было никаких государственных программ поддержки семьи и бедных — ни в Америке, ни в Европе. Вся поддержка шла через религиозные общины, помогал бизнес и сами люди — своим соседям, знакомым. Быстро развивались благотворительные организации.

— Вы считаете, было лучше?

— Считаю, что было лучше, потому что разного рода поддержка была таргетирована и добровольна, она не превращала человека в иждивенца, у которого поколениями формируется сознание «мне все должны».

Мне должны обеспечить высокий уровень жизни, достойное образование, жилье, благополучную старость. Даже в формулировках Всеобщей декларации прав человека ООН заложена мина замедленного расширения такого государства до размера Левиафана.

— А как же пенсия?

— Возьмем, например, модель Чили. Во второй половине 80-х годов они начали приватизацию пенсионной системы, стали открывать индивидуальные накопительные пенсионные счета. И сегодня там только 4-5% пенсионеров получают государственные пенсии, все остальные имеют свои счета.

Это когда ты сам понимаешь, что это твои деньги, ты их столько накопил, а в случае твоей смерти они перейдут твоим наследникам.

В то же время у тебя есть стимул следить за своим здоровьем, чтобы плодотворнее работать и накопить больше денег. Это называется индивидуальная ответственность.

Понятно, что в Беларуси люди тоже работают. Только каждый второй мужчина не доживает до пенсионного возраста, а заработанные им деньги национализирует государство.

Всем пенсионерам, поскольку в пенсионном фонде нет денег, платят одинаковые условные 200 долларов. Например, моя мама была директором небольшого молокоперерабатывающего завода и получала зарплату гораздо больше, чем папа. Он был обычным электриком, газовиком.

Но разница между их пенсиями была не больше 10%. Я считаю, что это уравниловка, и это несправедливо. Государственная пенсионная система — это самый яркий, убедительный пример аморальности социализма, массового обмана людей.

Говоря о семье, есть такие понятия как «семейный бизнес», «семейный капитал», «семейный бренд». Все это часть репутации, материальные и нематериальные активы, которые вы инвестируете в будущее. Это очень важный момент.

— Капитал, бизнес, активы — у вас такой прагматичный, экономический подход к семье. А как же чувства?

— Для меня любовь в семье присутствует по умолчанию — семья же создается по любви. Но все семейные люди прекрасно знают, что чувства трансформируются.

Одно дело, период первых романтических отношений, первых лет совместной жизни, и другое — лет через 10-15. Если между людьми нет уважения, нет совместного видения миссии в жизни, тогда семья становится набором неких привычных ритуалов, а не тем центром, где приятно и комфортно.

По-моему, романтическая влюбленность на всю жизнь бывает очень-очень редко, в основном семья — это действительно уважение, единые интересы и взгляды, это союз единомышленников.

И такой ценностный подход минимизирует вероятность того, что ты в период какого-то кризиса совершишь глупости, о которых потом будешь жалеть всю жизнь.

«Сало нормально сочетается и с котлетами, и с отбивными»

— Мы добрались до третьего «С». Что в вашем понятии означает «созидание»?

— Созидание — это проявление своего я, своих стремлений, навыков, компетенций, знаний. Причем не важно где. Созидание — это не обязательно писать книги или создавать мегапроекты.

Оно может быть в работе строителя, водителя, учителя и т.д., оно может быть хобби. Например, моя мама любила вязать. Для нее созиданием было связать мне носки или рукавицы.

Форм созидания очень много, главное, чтобы ты не сидел на диване и не говорил: «Развлекайте меня». Самое страшное — апатия, обломовщина.

Особенно важно уметь созидать в 60-70+. Когда человек говорит, я уже все повидал в жизни, что мне еще, когда у него нет драйва, огонька в глазах, он не знает, что такое созидание.

— Многие действительно думают, что созидание — это удел избранных: писателей, художников, — куда мне.

— Для меня моя мама была настоящей созидательницей, какой у нее был чудесный огородик! Сколько раз я хотел перевезти ее в Минск из Гродно, но для нее это было так важно — свой огородик, цветы.

А на кухне что она делала — просто фантастика, потому что созидать можно даже на кухне. Ее пончики были лучшие в нашем поселке, а рецепт полендвицы спрашивали даже у меня.

В психологии есть такое понятие «Теория потока», которую изобрел Михай Чиксентмихайи, американский психолог венгерского происхождения. Это когда ты чем-то так увлекаешься, что теряешь счет времени и не обращаешь внимания ни на что вокруг.

И вот если ты нашел то, что подходит под это определение, поймал свой «поток», ты счастливый человек.

Например, для меня одна из таких сфер созидания — это фотография. Я безумно люблю фотографировать. Сейчас осень, поэтому постоянно хожу и снимаю.

— На что вы снимаете?

— У меня профессиональный Canon с тремя объективами.  

— После созидания в вашем списке идет собственность.

— Это достижения, то, что ты приобрел в течение жизни, чтобы самореализоваться. И речь не только про материальное. Понятно, что сначала хочется квартиру, чтобы был свой угол.

Для кого-то важно иметь машину. Лично я их не люблю, первая появилась только когда появились дети.

Но собственность — это в том числе нематериальные активы: репутация, бренд, социальный капитал. По сравнению со всем этим материальный капитал зачастую оказывается менее важным.

Допустим, сейчас у меня, как и у многих, получилось так, что все материальные богатства остались в Беларуси, и я переехал в другую страну только со своим социальным капиталом.

— То есть с тем, что вы накопили благодаря созиданию?

— Точно. Кстати, социальная собственность — это не только капитал отдельного человека, отдельной семьи. Из этого складывается бренд страны. Это «мягкая власть».

Люди, которые обладают социальной собственностью, приносят славу своей стране. Кто создал Швейцарию, Америку, Британию, Ирландию, другие страны? Люди — своими достижениями, каждый по крупицам.

В этом плане очень важно для нашей Беларуси брендирование Нобелевскими лауреатами, музыкантами, спортсменами. При этом задача государства — создать такие условия, такой набор институтов, которые бы помогали людям самореализовываться, созидать и накапливать социальную собственность.

Ведь чем больше накапливает каждый человек в отдельности, тем богаче страна. А что является основой накопления собственности? Семья. Она как двигатель. То место, которому ты передаешь свои активы и идешь вперед.

— Под «солнцем» вы имеете ввиду в целом близость с природой?

— Да, это природа, это свет, это натуральная среда и возможность понимать естество, уважать законы природы. Потому что многие люди огорчаются, например, дождю или, наоборот, недовольны, что опять это солнце палит.

Но в любой погоде нужно искать что-то положительное. А наблюдать за изменением природы — это вообще что-то из области философии, и я люблю такие вещи.

Солнце — это и оптимизм, и радость. Сколько бы ни было проблем, ты всегда понимаешь, что даже после каждого обстрела ракетами или налета «шахедами» наступает затишье.

Пусть даже, как сейчас, два дня без электричества, с перебоями воды, но живой — уже хорошо. Это стремление и умение увидеть позитив в любой ситуации.

— Сало — мой любимый пункт в вашем списке.

— Сало, мне кажется, стало жертвой стереотипов. На самом деле это кладезь полезного. Для меня сало — это вкусная здоровая натуральная пища. Но, опять-таки, как и любая еда, чтобы она была полезной, нужно знать меру.

— По вашей формуле, сколько нужно съедать сала?

— Я ем сало на завтрак, обычно нарезаю грамм сто из холодильника, не замороженного. Вот сегодня у меня на завтрак была курочка, овощи и сало.

— Курочка с салом?

— Нормально сочетается, и с котлетами, и с отбивными. Я сам не готовлю, экономлю время, да и готовка — точно не моя сильная сторона. В основном покупаю еду в кулинарии, здесь вкусно готовят.

Но сало присутствует в рационе почти каждый день. Я его беру в прикуску со всем, что ем.

— Смех тоже попал в ваш список отдельным пунктом.

— Говорят, чувство юмора — это дар Божий. Умение смеяться над собой, над ситуацией — это и разгрузка, и отношение к действительности и к себе.

Можно, например, быть постоянно чем-то недовольным, а можно, наоборот, искать повод, чтобы улыбнуться или посмеяться. Это умение радовать себя.

Допустим, у меня много любимых американских стендап-комиков. Тот же Джордж Карлин, у него фантастические стендапы — тексты, юмор, игра слов. Причем многие вещи, о которых он говорил в 80-е, актуальны и сейчас. Очень любил польский «Kabaret».

— Как можно смеяться, когда вас ночь бомбили, а потом нет ни воды, ни света?

— Ты смеешься над тем, что враги никогда не добьются своей цели. Им же нужно сломать нашу волю, ориентиры, мораль. Это для них главное.

И для режима Лукашенко то же самое, они требуют: откажитесь от всего того, что делает вас счастливыми, откажитесь от стремления к свободе.

Поэтому тут мне украинцы безумно нравятся, они в любой ситуации шутят, у них это в крови, это часть их культуры.

Есть культуры, музыка, книги депрессивные, вгоняющие человека в безысходность, после которых делаешь вывод, что вся жизнь дерьмо и мы все погибнем.

А есть то, что является источником оптимизма. Я вижу источник оптимизма и в поступках наших политзаключенных. Для меня Анджей Почобут — настоящий герой.

Он для меня про то, когда в условиях тоталитаризма можно сохранять стойкость духа и не терять надежду. И у нас сейчас много таких — Николай Статкевич, Мария Колесникова, Алесь Беляцкий, каждый, кто проходит или прошел через репрессии.

Один мой друг тоже сидит в тюрьме, почему-то я уверен, что он и там улыбается.

«Камасутру ведь тоже писали творцы, что-то же их подвигло на это»

— Сон: сколько вам нужно часов сна, чтобы хорошо себя чувствовать?

— Обычно 6-7 часов. Просыпаешься, раньше начинал утро с утренних газет, теперь телеграм, сайты, американские и польские подкасты.  

— Постоянные бомбежки, сирены как отразились на сне?

— Конечно, когда все гремит, сон получается рваным. Бывают такие обстрелы, что спать вообще невозможно в кровати, беру матрас, иду в кладовку и просто пытаюсь переждать.

Но все равно сон — это абсолютный «маст-хэв». У меня такой организм, что я быстро засыпаю. Тем более, что вечером обычно у меня спорт.

Это мое десятое «С». Раньше у меня был волейбол, футбол, теннис. Из-за войны это все пришлось прервать, я повесил в квартире турник и через день либо подтягиваюсь, либо поднимаю ноги к турнику.  

— Сколько вы сейчас подтягиваетесь?

— Вчера первый подход был 51 раз, второй — 40, потом 35 и 30. Ноги поднимаю тоже в четыре подхода по 25-30 раз. Кроме этого, стараюсь проходить за день в среднем 10-12 км.

Это все то, что мне действительно помогает.

— Из вашего списка остался только секс. Насколько в ваших ценностях он обязателен?

— Все зависит от физиологии и от возраста. В разные периоды жизни у людей разные потребности.

Вообще объем, интенсивность, порядок применения каждого «ингредиента» в каждом временном промежутке жизни —индивидуальный, потому что человек изменяется, изменяются его приоритеты, в том числе отношения и потребности в сексе.

Секс, кстати, также может быть формой созидания, создания чего-то нового. Камасутру ведь тоже писали творцы, что-то же их подвигло на это.  

Тело — это тоже объективная реальность. И вот что с ним делать? Одни его ненавидят и могут удовлетворять только базовые потребности, а другие и интим могут возвести в искусство. Секс очень важен.

Еще в 1993 году я написал одну из своих первых статей в «Знамя Юности» — «Скажи мне, с кем ты спишь, и я скажу, как ты ценишь себя». Для того, чтобы секс стал искусством, проявлением той внутренней и внешней гармонии, естественно, нужна любовь.

— Но вы сказали, что любовь и романтические отношения проходят почти у всех. Можно ли искать новую любовь ради секса, не станет ли он тогда разрушительным элементом в вашей конструкции?

— Было бы хорошо, если бы можно было любить одного человека всю жизнь. Но, к сожалению, мы видим вокруг и много несчастливых браков, и разных ситуаций.

Секс является частью гармонии, если он часть семьи. Я сам женился только в 45 лет. Есть такое понятие — «польский кавалер». Это человек, который подошел к осознанной необходимости создания семьи, потому что понимает, что все остальное ему уже не так интересно, не так приоритетно.

То есть к тому моменту, когда многие уже разочаровались в своем выборе, я только встретил будущую жену. Всегда по жизни был романтиком — и тут все сложилось в одном месте.

— Можете сказать, какая разница у вас женой в возрасте?

— 22 года.

— В этом месте «злые языки» могут заметить, мол, хорошо ему рассуждать, выбрал себе молодую.

— Может быть, это она меня выбрала (смеется). Что касается секса, то есть люди, которые в 60 лет им увлеченно занимаются, а есть те, которым он и в 20 не нужен.

Например, сейчас много говорят о проблемах с сексом у молодежи. Это и физиология, и технологии, и стрессы.

— Наш разговор будет не полным, если вы не расскажете еще об одной своей особенности и ее влиянии на вашу жизнь — вы никогда в жизни не пробовали алкоголь. Не могу себе этого представить.

— У меня была абсолютно стандартная сельская семья. Папа и старший брат по праздникам, как и все, могли выпить. Когда мне было лет 6-7, мне дали понюхать что-то вроде шампанского.

С тех пор я не переношу даже запах алкоголя. В школе начал заниматься спортом, это вообще было несовместимо с алкоголем. А потом у меня уже появился дух противоречия: если все пьют, почему и я должен?

Конечно, мне пророчили, мол, поедешь в университетское общежитие, там научат, пойдешь в армию, там заставят, а на работу вообще не примут. Ничего подобного.  

В начале 90-х я торговал алкоголем, причем дорогим, но не было даже позывов попробовать это все. Потом я стал подходить к теме философски.

Пьют, чтобы расслабиться, но я расслабляюсь по-другому, например, при помощи спорта.

Пьют, чтобы забыться, отключить мозг, но если мозг работает нормально, зачем что-то забывать, зачем отключать мозг, если я совершено спокойно могу выносить эту реальность в полном сознании.

Пьют ради вкуса. Если бы, например, я вырос где-то во французской или итальянской провинции, где это все производят, может быть, все было бы по-другому. Но в поселке, где я рос, в основном был самогон.

— Вы же по своей работе, наверняка, часто оказываетесь на разных фуршетах, где с большей вероятностью будет алкоголь, а не сало.

— У меня действительно много таких мероприятий. Но, отмечу, сало в Украине на фуршетах есть всегда! И алкоголь, разумеется, тоже.

Последний прием был пару дней назад. Там было и сало, и водка, и виски, и вина. Я, как всегда, пил воду, соки, а узвар какой вкусный в Украине! Вообще, сейчас столько всяких безалкогольных напитков.  

— А как же романтический ужин с любимой женщиной?

— Она пьет все, что захочет, и я пью свои напитки. Алкоголь у нас в доме есть всегда. Всех гостей угощаю.

— Часто ли вам приходится сталкиваться с неоднозначной реакцией, когда люди узнают, что вы не просто непьющий, но даже никогда не пробовавший?

— Помню, из Криковских подвалов в Молдове, это винный погреб размером с город, меня чуть не выгнали, когда я отказался от дегустации.

Во время учебы я был председателем совета общежития, заселял ребят с младших курсов, был диджеем, организовывал всякие вечеринки по праздникам. На меня даже писали доносы, как это раньше было принято, «за пьянку», но мы с деканом только смеялись над этим.

А в 1989 году меня сделали председателем Общества борьбы за трезвость. Я, наверное, был единственным членом этого общества по убеждениям.

Вообще, раньше мне в этом плане было сложнее, я был таким одним, и мне часто приходилось объясняться, что я не больной, не стукач и т.д.  

Сейчас гораздо проще. Я стал встречать много людей с такими же убеждениями насчет алкоголя, как у меня. Особенно их много среди молодых людей, которые сознательно отказываются от спиртного и сигарет.  

— Если бы из всех ваших «С» вам пришлось выбрать только одно, от чего бы вы не смогли отказаться ни при каких условиях?

— От свободы.

— Многие политзаключенные после освобождения признаются, что внутренняя свобода, которую у них не смогли забрать, помогла им вынести заключение.

— Поэтому у меня глубокое восхищение всеми этими людьми. Это абсолютные герои! Я считаю, что после того, как Беларусь станет свободной и демократической страной, нужна отдельная строка в бюджете, вознаграждение каждому из них до конца жизни, как знак прощения государства перед человеком, который пошел на такое.

И одновременно все эти тюрьмы разрушить бульдозером.